Воспарим к Европе!

К Европе Россия во все времена относилась как девица на выданье к завидному жениху: если выберет – отдамся со всей страстью, а коли не выберет - фыркнув, отвернусь. Втайне при этом жгуче мечтала стать европейской: чтобы как у людей.

Осознание этой мечты следует, конечно же, соотнести с петровскими временами, когда Россию-девушку усердно, а подчас и насильно прихорашивали под стать вроде как почти суженому. Но не сложилось. Через века русский император Александр дружил/ враждовал с французским императором Наполеоном. Да и в советские времена мы не без зависти исподволь поглядывали на европейское l'art de vivre, публично при этом клеймя позором буржуазное разложение.

Быть «как Европа» очень хочется. Но не очень получается. Вернее, получается, но очень редко. А потому редкие примеры так вдохновляюще уникальны: а вдруг когда-нибудь всё же случится – сольёмся во взаимности?

… Эти явно покоробившие иных (безоценочно!) патриотов мысли настигли меня в момент незапланированного раннего пробуждения в неге тончайшего белоснежного белья именного номера «Достоевский» в «Гранд Отеле Европа», что в Санкт-Петербурге. В том самом граде Петрове, который царь российский создал руками европейских зодчих по образу и подобию европейскому и где другой наш император с сердечной негой перечитывал письма французского друга, неизменно начинавшиеся словами mon frère Alexandre – того самого друга-«брата» (frère), что вскоре вероломно пойдет на него войной, но потом всё-таки будет с позором изгнан.

И я встану с постели апартамента имени не самого любимого мною русского писателя – за то не самого любимого при всём пиетете, что слишком уж беззастенчиво отразил в своих книгах этот раздрай русской души, её западно-восточную дисгармонию: когда неумолимо рвёшься воспарить к  Тициану и импрессионистам, Гранд-Опера и Россини, Гете и Кальману, а генетическое ордынство тянет вниз, в родные болота. Да, жесток был Фёдор Михайлович в своих изобличениях, а я жестокость не терплю.

А покуда собираюсь я к завтраку, есть у меня время повспоминать, как бывал я в этих стенах 12-летним, в смутные советские времена, когда сие горделивое задание на углу Невского именовалось более скромно, но не без претензии на особость - гостиницей «Европейская». На настоящую Европу оно тогда, скорее всего (точно не помню), не тянуло, но смутное ощущение непривычной, на взгляд советского ребёнка, ухоженности всё же оставила.

Мог ли я тогда мечтать о том роскошном завтраке, на который сейчас отправлюсь? Или о том ужине, что ждёт меня сегодня вечером – с этими любовно заглядывающими тебе в глаза официантами (вы, служивый, случаем, не месье Жан из Лиона или всё-таки Иван Семёныч из Питера?), с перечнем блюд, в одних названиях которых это «ну чем мы не мишленовские?» и комплиментом от шеф-повара в формате «нечто хрупкое с черной икрой посерёдке»?

Конечно, не мог. Потому что и не предполагал, что такое существует.

Это потом я поезжу по Европам и смогу сравнивать. И даже сказать: да, класс – вполне европейский. Несмотря на кокетливые самоварчики в коридорных нишах над головой – эту фишку а ля рюс придумал вообще-то недавно современный дизайнер-европеец. Есть тут, не без того, и иные элементы родной всем нам эстетики. Да и неизбежно это: русская женушка не может не привнести в быт мужа-европейца нечто своё, «от бабушки». Да и отчего ж, скажите на милость, не привнести (муж-то вовсе не против!): она ведь так молода (в масштабах европейской культурной традиции) и так хороша собой. Вполне себе гармоничное российско-европейское семейство получается.

В именных номерах, кстати, живал я и в Париже, в отеле Villa Royale на Пляс Пигаль: мой будуар-номер был посвящен малоизвестному нас Мишу (с ударением, естественно, на последний слог) – экстравагантному основателю монмартского Cabaret Michou, а на дверях соседних комнат были таблички Allen Delon, Michael Jacson, Jean Marais, Dalida и даже Claude Debussi.

Тут, в петербургском отеле, и они, именные таблички и интерьеры, тоже по-своему отражают нашу тягу к этому русско-европейскому единению. А ещё нашу тягу к высокому искусству, в особенности к музыке (не зря же в этих стенах регулярно происходят музыкальные soirées): от Паваротти до Стравинского, от Фаберже до основателя отеля Лидваля. И ведь не просто же так: у каждого из этих великих и удостоенных «своего номера» персонажей личные отношения с отелем.

Об истории создания и о разных эпохах жизни «Гранд Отеля Европа» написано многое и многими: об истинно европейских его сервисах, об изысканных интерьерах, о чарующей кухне. Простите, я не стану повторяться. Захотите – погуглите.

Покажу лишь несколько «картинок с выставки» – потому как сам отель в чём-то очень «выставочный»: такая вот выставка особого среза отечественной истории.

Не могу не признаться: одну мою мечту – мечту увидеть Россию подлинно европейской, а ни разу не ордынской страной (только мою?) - «Гранд Отель Европа» в немалой мере воплотил.

Что любопытно, нынешний владелец сего островка европейскости в центре Санкт-Петербурга – международная отельная сеть Belmond – была создана человеком американского происхождения, переехавшим в Европу.

Доживу ли до новых времен, когда моя Россия станет частью европейской семьи?

Редакция «Вести Туризм» благодарит «Гранд Отель Европа» за постоянную поддержку Благотворительной акции «Турбизнес с открытым сердцем».

Константин Исааков

Фото: Оля Ключко

-0-

КИ