Всегда другой Азербайджан
Во многих странах пост-советского пространства, общаясь – формально и неформально – с большими начальниками или с простыми людьми, я обычно задаю один и тот же вопрос, в ответе на который, впрочем, уверен. И, что интересно, ни разу не ошибся.
«Вы хотели бы вернуться в советские реалии?»
Ответ варьируется лексически и личностно, но сводится, в общем-то к одной весьма яркой эмоции: чур меня! Независимо от социального слоя, к которому принадлежит мой собеседник.
Пожалуй, лишь в России можно ещё разыскать людей, ностальгирующих по той, отмершей (за ненадобностью и даже вредностью) империи. Это, как правило, люди, которые либо прогуливали в школе уроки истории, либо запутались в своих ностальгических эмоциях. На самом-то деле, они, бедолаги, тоскуют о безвозвратно ушедшей молодости.
Нет бы задуматься о том, как в любом возрасте оставаться молодыми.
Крепостные мотивы
Вновь, в который уже раз за последние годы, я в Баку, городе моего детства и ранней, скажем так, молодости. И вновь убеждаюсь: город расцветает, меняется.
Да, меняется. Кто спорит, это совсем другой Баку. Нет густых зарослей на бульваре, куда вы прятались целоваться с одноклассницей. Нет тех весёлых лудильщиков на всегда замусоренной, но какой-то очень родной улице Басина (в школьном просторечье Басина-Колбасина) – самой улицы Басина уже нет: на её месте – длиннющий красивый сквер. С незапамятных времён не слышны спозаранку в старых бакинских дворах (которые все почему-то называли «итальянскими» – может, потому, что «колодцем» и с множеством общительных соседей) зычные голоса браконьеров: «А кому осетрина?! Кому чёрная икра? – тех дворов как не бывало. Нет, похоже, давно в продаже и непреходящей радости нашей юности – вина «Кямширин»: на смену ему пришёл многообразный «Савалан», вполне себе европейского уровня бренд, о котором мы ещё поговорим.
Ну да, это совсем другой город. И что? Если вам в нем, нынешнем, что-то не нравится – так ведь это не его проблемы. Ваши.
Лучший для меня пример того, что Баку теперь совсем другой, – это Ичери Шахер. Или, как мы привыкли его называть, Крепость. Сами крепостные стены – мощные, внушительные – какими они были лет сорок назад, такими и остались. Изменилось всё внутри.
В 70-е я учился на филфаке Азгосуниверситета, в его старом здании, которое находилось прямо рядом с одним из входов в Крепость.
Сбегая с очередной лекции, мы ходили куда угодно, но только не за крепостную стену. А что там делать? Грязь, нищета. В Крепости тогда жили самые бедные.
Теперь в Ичери Шахер живут самые богатые – тут дорогущая недвижимость, это престижный район. Да и жилья как такового за крепостными стенами не так много. В основном, здесь расположились пятизвёздочный отели, пафосные рестораны, места, где снимались популярные фильмы. И множество объектов для туристов со всего мира: здесь можно услышать самую разную речь.
С трудом могу представить себя тех студенческих времён, закупавшего с большой компанией на ночь ящик самого дешёвого белого вина «Аг суфря» (97 копеек за бутылку), в этом шикарном современном антураже: дороговато было бы тут для советского студента. А себя нынешнего очень даже представляю. Поскольку бывал не раз. Ужинал и в самом популярном «Караван сарае», и в чуть более скромном, но очень симпатичном «Салам, Баку!»
Предварительно, конечно, посетив Дворец Ширваншахов – главный туробъект нынешней Крепости.
Музей – это когда нескучно
Музеи – художественные, исторические – это в Азербайджане отдельная тема. Бывал я в новых здешних музеях ковров и современного искусства. Осматривал экспозиции, посвященные политическим фигурам и поэтам, дворцы и приюты мудрецов, причем не только в Баку, но и в Гяндже, Шемахе, Шеки. Создавались все они уже во времена новейшей истории Азербайджана.
Как я понимаю, у нового поколения азербайджанских музейщиков было два пути. Первый предполагал соединение национальной традиции с привычным советским, я бы даже сказал, соцреалистическим стандартом – его выбрало большинство среднеазиатских республик. Второй вписывал ту же национальную идентичность в контекст европейской эстетики и современных музейных (в частности, интерактивных) технологий.
Азербайджанские музеи XXI века – именно такие: европейские и технологичные. Даже такие сугубо исторические, а потому, казалось бы, консервативные, как Дворец Ширваншахов. На его базе сегодня создан вполне современный – и по оснащению, и по оформлению – туристический объект. Кстати, по одной из гипотез исследователей Дворец Ширваншахов – не просто шахское повседневное жилище, а местом, где молились и мудрствовали суфии – иногда лукаво, но порой как раз-таки просто и доходчиво.
То есть у каждого музея – ещё и некая вторая, внутренняя жизнь. Шахский дворец – ещё средоточие суфийской мудрости. Маленькая bookstore в тех же крепостных стенах (в этот раз мы сюда не попали – шёл ремонт, но я-то её раньше видел!) оборачивается уникальной коллекцией, Музеем книжных миниатюр со всего мира.
Выйдешь из Крепости, перейдёшь проспект Нефтянников, шагнёшь по бульвару, и перед тобой – прямо-таки авангардное (в виде полусвернутого коврика) здание Музея ковров. А внутри оно всё такое узорчатое, разноцветное, чувственное. Ковроткачество, оказывается, в каждом азербайджанском районе очень разное – профессионалы всегда отличат и сюжет, и геометрию, и орнамент. Экспонатов тут – больше 15 тысяч, есть даже ковры XVII века. Просто целая антология ковроткачества. А мы-то думали: восточный ковёр он и есть восточный ковёр.
Словом, ищем и находим в каждом объекте новые смыслы. В советское время, когда искусство, культура всех республик, считались «советскими по форме, национальными по содержанию» (или, может, наоборот, уже не помню; в любом случае, бред), не до всех этих нюансов было. Есть Дворец Ширваншахов – значит, здесь должна быть, например, шахская опочивальня – так и докажем в наших диссертациях. Существуют в Азербайджане мастерицы, которые ткут ковры – ну, подумаешь, узор здесь такой, а там другой – мы должны сформулировать общенациональный стиль. Советская культура регламентировала всё, и редко кому удавалось прорваться за пределы регламента.
Мультикультурализм вчера и сегодня
Ответом подобной национальной политике партии и правительства, кстати, был в те годы какой-то очень не типичный для большой советской державы, особенный бакинский мультикультурализм. Пожалуй, два города в те времена были в СССР – Баку и Одесса (оба, заметьте, портовые), где именно мультикультурализм сформировал свою среду обитания, отчасти независимую от национальной принадлежности, отчасти, наоборот, её подчеркивающую. Пример – тот самый среднестатистический бакинский двор, в котором все вместе, общесоседски праздновали любые праздники – от Пасхи до Новруз Байрама (не говоря уже о государственных праздниках). В этой среде и сформировалась та самая социальная общность – бакинцы, частью которой (независимо от нынешнего места жительства) по сей день ощущают себя многие.
Сегодняшний Баку – в большей степени национально однороден, хотя живут в нем и русские, и евреи, и даже армяне. Но мультикультурализм как форма общности, представьте себя, никуда не делся. На городских улицах часто слышится русская речь – причем разговаривают между собой по-русски и азербайджанские дети. Многие из них, как мечтают их родители, потом продолжат учёбу в российских университетах.
Более того, власть нового Азербайджана декларирует мультикультурализм как один из принципов международных контактов, ориентируясь, в частности, на упомянутые уже европейские ценности. В Баку, в Габале, других районах Азербайджана что ни месяц, то какой-нибудь международный фестиваль. Персонал крупных отелей и ряда других туробъектов говорит и по-английски, и по-русски.
… Но мы увлеклись. А завтра рано вставать – и по районам Азербайджана.
Здесь тоже много интересного, в том числе и ранее не виденного мною. Чего стоит один Лагидж… наслышан я о нём!
Творить и сохранять
Лагидж – это вообще-то этно-деревня. Я видел такие в разных странах: в Южной Корее, в Эстонии и в Литве, в Тунисе и в Кении, в Мексике, в России. Они в разной степени идентичиы. Где-то очевидна главная цель – раскрутить туриста на деньги: деревня как шоу (таковы поселения африканского племени масаи: в этих глиняных мазанках без света давно уж никто не живёт, и ваш гид «из племени» в ярком балахоне, распрощавшись с группой туристов у сувенирного рынка, быстренько наденет джинсы, оседлает свою «Ямаху» и укатит в город). Это как бы первый тип этно-деревень, самый распространённый.
В других же этно-деревнях люди реально живут: растят детей, работают на огороде. Да, при этом он подрабатывают на экскурсиях, показывая и рассказывая заезжим любопытствующим: это наш образ жизни, и нам он нравится. Так, например, происходит в Южной Корее.
Азербайджанский Лагидж пока еще формирует своё лицо – лицо живой, естественной, а не просто «на публику» этно-деревни. На главной его улице – мастерские и лавочки. Здесь можно купить что-угодно – потрясающую, ручной работы чеканку и керамику, шапку из каракуля, яркое платье, сладости и пряности (ох, закупился я сумахом и чабрецом!).
До первого образа этно-деревни мне здесь явно не хватало каких-то «показательных выступлений»: мастер-классов, дегустаций и прочей ивент-составляющей. До второго – возможности посидеть, например, за армуды-стаканом мехмари-чая в доме у кого-то из местных, теплого, доверительного общения с местными жителями.
В Лагидже мы встретили много детей – причем не только в составе приехавших сюда семей туристов, но и из числа местных. Только не разбегайтесь, мальчики и девочки, когда подрастёте, по городам: вам предстоит придумать свой, особенный этно-Лагидж! Творите!
Создали же в Азербайджане в 2006 году совместно с итальянскими энологами буквально на ровном месте свой винный бренд! Кто знал ещё лет 10 назад про «Савалан»? Даже в том же Азербайджане. Кто-то пил «Кямширин» или «Шемаху», а кто-то вообще «Агдам» (не верьте легендам – редкостное было пойло). И тут вдруг группа товарищей, присмотрев пригодные вроде бы (аксакалы подтвердили) для выращивания винограда земли, покупает их, высаживает лозу – и уже через несколько лет просто врывается на международный винный рынок с целой линейкой вин «Савалан»: их сегодня, представьте себе, включают в свои винные карты некоторые весьма престижные рестораны Парижа. Вчитайтесь: рестораны столицы страны – законодателя винных мод.
42
На дегустации нам предложили самые разные марки «Савалана». Понравившуюся бутылочку мы могли, как водится, купить по цене производителя.
Могли… да не все смогли: то вино, что особенно пришлось по вкусу мне, стоило, извините, больше €30. Купил тоже неплохое, но за €12. Наверное, у меня хороший вкус: дорогие вина нравятся.
Побывали мы, впрочем, в этот раз и на объектах, которые вовсе не потребовалось создавать с нуля: они укорены в истории. Мечеть «Шемахы Джума» на въезде в Шемаху хоть и существует здесь всего с 2014 года, но по архитектуре и по духу вобрала в себя многие черты мусульманских храмов: высоту сводов, под которыми легко дышится, простор залов, где каждому найдётся уединенное местечко, чтобы пообщаться с Всевышним напрямую, изысканность узора изразцов, монументальность стен.
Удинский посёлок Нидж тоже образец сохранения традиций. Причём уникальных. Удины – небольшой народ, живущий только здесь и больше нигде. Говорят на своём, особенном языке, входящем в лезгинскую группу нахско-дагестанской семьи языков. Исповедуют православие. В их храме всё очень скромно, не пышно, с достоинством.
Ещё более древняя древность – комплекс Гобустан, она вообще восходит к доисламским временам. О Гобустане немало писано-переписано. Да и я уже о нём писал. Но удивлять он меня не перестаёт: удивительное дело, с незапамятных времён человек не просто стремился к творчеству, но и видел в нём способ выразить себя через изображения других. Более 6 тысяч наскальных изображений, возраст некоторых них – свыше 40 тысяч лет! Не зря же объект этот – под охраной ЮНЕСКО.
Рисунки животных, изображения простейших хозяйственных символов – ничто не безлико на этих подёрнутых патиной веков камнях: везде можно рассмотреть отношение автора к изображаемому – субъекта к объекту.
Тайны чёрных глубин
Кажется, я вас интеллектуально загрузил? Что ж, расскажу напоследок об экстриме – абсолютно физиологическом – что называется, на «ого!».
Приглашением на фото-сафари по пустынной, даже по супер-пересеченной местности сейчас никого не удивишь. Ну, и я катался по израильским, кенийским, испанским иорданским и многим другим бездорожьям. На очень крутых, поверьте, джипах.
А тут подъезжаем мы на некую площадку в бакинском пригороде и нам говорят: а сейчас мы поедем к грязевым вулканам, их по всему Азербайджану около 400, в том числе здесь, на Апшеронском полуострове, где создан Государственный природный заповедник площадью 12 тысяч гектаров.
Вот на грязевых вулканах я ещё не бывал. Тем более, не ездил к ним на джипе.
На джипе? Но перед нами прямо-таки по-царски распахивают двери три видавших виды «жигулёнка». Я с друзьями попадаю в самый дряхлый – 1996 года рождения! Столько его собратья обычно не живут.
Но этот-то жив! И бодро скачет, подбрасывая нас на каждой кочке и прижимая друг к другу на лихих поворотах. Это было бы страшно. Если бы не так кайфово. Джипам такого драйва и не снилось.
… А потом мы завороженно смотрели в жерло вулкана. Внутри что-то чернело и, выплёскиваясь на поверхность, булькало. Какая тайна спрятана – там, в глубинах глубин?
Говорят, многие в эти вулканы окунаются. Мол, полезно. Мы как-то не решились – вечер показался слишком прохладным.
Или просто испугались: захотелось сберечь себя для новых впечатлений.
Ведь в Азербайджане ещё много всего интересного: и храм огнепоклонников Атешгях, и Дворец Шекинских ханов с его роскошными мозаиками, и горнолыжный курорт Шахдаг, и лечебная белая нефть Нафталан, которая, говорят, возвращает силы самому усталому путешественнику по жизни.
Сюда надо обязательно вернуться. И мне, здесь (давненько уж) родившемуся. И тем, кто ненароком заглянул в эти края всего на несколько дней.
