Питер Брейгель – бренд с тысячью лиц и ловушка для птиц

Встретиться взглядом с прошлым

Когда-то, очень давно с Питером Брейгелем меня познакомил Андрей Тарковский. Помните, в его «Зеркале» – детские, военные воспоминания героя: белый снег и рыжая девочка с потрескавшимися до крови губами. Первая мальчишеская влюбленность? Мне кажется, девочка все поворачивала и отводила, поворачивала и отводила глаза, такие же рыжие. И эта губа с красной трещинкой. Она завораживала. А фоном к этому – картина «Пейзаж с конькобежцами и ловушкой для птиц». В титрах я тогда прочитаю, что это Питер Брейгель младший. И много позже узнаю, что, оказывается, сын скопировал свою картину с оригинала отца принятым тогда методом протыкания тонкими иголочками.

Пересматривая в те годы раз за разом в маленьком бакинском кинотеатрике этот ставший сразу же любимым для меня фильм, я всегда с нетерпением ждал именно этих кадров: цвета - пронзительно белый с красно-рыжим и девочка военных лет, а где-то в глубине пространства и эпох крохотные люди на коньках. Может, у кого-то из них тоже рассечена губа – от мороза, от авитаминоза? Или она, эта девочка, вообще оттуда – из Брейгеля? Далеко – не разглядеть. Такая вот «ловушка для птиц», которую (саму ловушку) не сразу-то на картине и заметишь. А как увидишь – птицей вдруг ощутишь себя.

С тех-то самых пор мне кажется, что чуть ли не все герои на, как правило, густонаселенных картинах Питера Брейгеля старательно отводят взгляды – от меня, видевшего уже многое; от меня, так и не избавившегося от этой наивной мальчишеской влюбчивости. Ловушка для птиц где-то рядом – так что осторожнее!

Кстати, не только я – и сами бельгийцы, фламандцы поздно (по историческим меркам) открыли для себя Питера Брейгеля. В 1902 году на выставку в Брюгге случайно попали несколько его работ (написанных вообще-то еще в XVI веке), и тут все сразу поняли: гений.

Я же убедился в этом только сейчас, побывав во Фландрии, в весенние дни происходящего ныне тут Года Брейгеля.

Да, гений. Как и его предшественник Иероним Босх. С только разницей (по моим непросвещенным представлениям), что Босх не любит своих героев. Он злится на них, высмеивает, презирает и даже готов унизить. А Брейгель размышляет, присматриваясь к персонажам своих картин. Он ищет сюжет, ищет судьбу в каждом, подчас даже уродливом, а иногда, впрочем, и располагающем (наивностью что ли?) лице.

Ни в коем случае не пересекаю границу заповедной территории искусствоведов. Пишу лишь о своих ощущениях.

Например, о восхищении. Чувстве, в данном случае, вполне профессиональном (пиар, ивент-менеджмент – тоже часть моей профессии). Я восхищен тем, как в Бельгии придумали и создали Год Брейгеля. Казалось бы, поздно открыли они это свое национальное достояние. Казалось бы, большая часть работ мастера хранится в музеях и частных коллекциях совсем других стран, а в самой Фландрии – лишь несколько картин. Казалось бы, речь вообще не о годе рождения, а о годе смерти мастера. Но – если любишь, то придумаешь и создашь: как Пигмалион Галатею. (Может быть, поэтому у нас в России какими-то амрофными получаются и Год театра, и Год волонтера? Любви придумщикам не хватает).

Итак, во Фландрии учредили Год Брейгеля. И чем же его заполнять? Да много чем! Если, конечно, подойти с фантазией. Живописью последователей – вплоть до современного авангарда: что-то из этого нам с вами понравится, что-то может и раздражать. Но вектор-то очевиден! Работ, сделанных по брейгелевским сюжетам или даже просто a pandant к Брейгелю, множество. Тех,  которые Брейгелем навеяло. Почему же нет? Уж точно лучше, чем «линией партии и правительства».

А еще, представьте, существует «брейгелевская» кухня. Тут уж фламандцам, любителям поесть, оставалось «всего лишь» погрузиться в средневековье, проштудировав кулинарные и бытовые свидетельства тех времен. Впрочем, и сам Брейгель не был чужд «гастрономических» сюжетов, воспринимая их в остро социальном контексте: «жирная» еда - для богатых, «худая» еда - для бедных. Вот ведь чуть ли не первый социалист в живописи.

Но есть еще и самое главное, что можно и нужно «выставлять» во Фландрии в Год Брейгеля. Это сама Фландрия. Это брейгелевская натура! Ее даже и искать-то особо не потребуется – она сама вас найдет. Стоит только выехать за город. Столетия, конечно, меняют пейзаж. Но не настолько, чтобы выхолостить его дух.

Да и в самом Брюсселе Брейгель рассеян по городу, город усеян Брейгелем. Брейгелевские герои, будто выпрыгнув из его полотен, взгромоздились на фонтанчики, заполнили витрины и даже беспардонно поселились в храмах.

Жаль только вот, что дом, где вроде как жил Питер Брейгель, восстановить пока не успели.

«Живой Брейгель» встретит путешественника уже на главном железнодорожном вокзале Брюсселя. Здесь соорудили инсталляцию, внутри которой можно посидеть, поразмышлять о текучести времени, представить, что попиваешь нечто хмельное. И даже сфотографироваться.

Ну, а потом – в путь: от Брейгеля к Брейгелю!

За окном поезда – обычная такая, почти буколическая брейгелевская Фландрия. Она мне нравится – средневековой упорядоченностью, крестьянской разумностью. И при этом современной ухоженностью и чистотой. Бельгия, она такая, ухоженная, да и вся провинциальная Европа, в основном, такая.

Внутри сюжета

Но нам на выход: станция Бокрейк.

И мы вступаем на территорию музея под открытым небом «Бокрейк», пройдя через лесопарк. «Бокрейк» и сам по себе очень располагает к прогулкам по аллеям меж прудов. Или к тому, чтобы наконец отпустить на волю дитя, засидевшееся в мегаполисе, у компьютера.

Или к неспешному вкушанию простой еды и одухотворяющего пива.

 

Можно ещё и приобщиться к рукотворчеству, поучаствов в каком-нибудь из местных мастер-классов.

А тут еще и с начала апреля и по 20 октября развернута программа Bokrijk the World of Bruegel. В ней нет ничего нарочитого, надуманного: с самого своего создания в 50-е годы прошлого века «Бокрейк» позиционировался как этно-деревня времен Питера Брейгеля. Строили, что называется, под впечатлением его работ. Потому и нынешняя экспозиция выглядит естественно, органично.

Только не ищите прямых аналогий! Все будет происходить как бы по касательной. Постарайтесь уловить эту касательную. Вы  сейчас и тут, и там - одновременно. Как кто-то написал в школьном (ставшем легендарным) сочинении советских времен, одной ногой в прошлом, другой приветствуете будущее. А устоять на одной из ног – это, согласитесь, не всегда просто. Зато мобилизует, расширяет сознание.

Брейгелевские сюжеты вдруг становятся вашими сюжетами, а вы – их частью. Персонажи на картинах оживают, начинают двигаться, то приближаясь, то удаляясь (а мне вновь покажется: они смотрят на меня и тут же отводят взгляд!).

С видео-окна на лесной тропе вам ехидно ухмыльнется дикий брейгелевский человек.

Гигантские зеркала под особым наклоном втянут вас туда, в глубь брейгелевских веков: вот он вы – тычетесь своей фотокамерой прямо в согбенную крестьянку с перекошенным лицом!

Кто кого испугался больше? Конечно же, она вас! Вы-то уже мудры исторической мудростью, да еще и сфотографировать все вокругноровите! А ей, темной селянке, каково? Вы для нее – кошмар из будущего.

Ну, если совсем уж честно, вам тоже страшновато: все-таки средневековье, кто знает, чего от него ждать за каждым углом… особенно, если у вас богатое воображение.

Только дети во множестве, стремглав пересекая брейгелевское полотно, лихо несутся в соседний зал к мониторам: поиграть в электронную идентификации фигурок Брейгеля. Компьютерная игра – дело-то более привычнее.

И вновь бегом - искать в лесу заветный куб с кнопочкой: зафиксировать свою находку в этом Брейгель-квесте.

А вот и взрослые. Усвоив брейгелевскую идею о «худой» и «жирной» еде как воплощении бедности и богатства, они задумчиво замирели перед ящиками-«голосовалками»: за какую современную еду (пицца, гамбургер и проч.) отдать свой голос как за самую вредную? Тоже ведь дело привычное: Европа, демократия.

По территории «Бокрейка» можно прокатиться на велосипеде или телеге, а можно и пройтись на ходулях. Я выбрал максимально аутентичный, на мой взгляд, транспорт: телегу с возницей.

И повсюду тебя будут встречать приметы Брейгеля, пазлы Брейгеля.

Но пора уж и обедать! По-настоящему, по-брейгелевски. Не знаю, едал ли сам мастер Питер ячменную кашу с грибами и солеными огурцами. Но, говорят, в те времена такой рецепт был вполне обыденным: недорого и невероятно вкусно! Особенно, если запивать это сытнейшее блюдо отменным пивом Wildeman – темным, 9-градусным, сваренным именно здесь, в «Бокрейке», специально к брейгелевским дням: больше нигде во Фландрии его не купишь.

Удивительное дело! Яркая, запоминающаяся еда (не говоря уже о столь же впечатляющем алкоголе) способна многократно усилить, умножить эстетическое чувство! И не вздумайте со мной спорить.

Сосредоточимся на прекрасном

В брюссельском Royal Museums of Fine Arts мне категорически не хватило... музея! Мы провели в  нем часа два, не больше. Собственно, картины Брейгеля здесь лишь в одном зале – несколько прекрасных работ. Рассказывать о каждой из них – не мое дело: это уже не раз произвели профессионалы многих поколений. Я же воспринимаю живопись (впрочем, как и другие виды искусства) чувственно. Вот стоял бы подолгу у каждой из этих картин – и чувствовал!

А потом походил бы еще пару часиков по залам старых мастеров, их тут выставлено немало.

Но вместе этого нас уводят к странненьким и категорически мне не нравящимся экспонатам супермодного, как говорят, сегодня «фламандца номер один» Вима Дельвойе (Wim Delvoye). Не стану утверждать, что это плохо – нет, пожалуй, избретательно. Просто я не воспринимаю «искусство из головы». Грусть-тоска - иных чувств оно у меня не вызывает. Еще раз: у меня лично. А вы вправе восхищаться - хоть расписными свинками, хоть какашками в колбах.

К Брейгелю, на счастье, нас вернул обед. Все-таки творчество (которое от сердца, а не из конструктора лего) способно проявляться во всем. Вот, скажем, улитки с квашеной капустой на подушке из запеченной свиной крови, как и томленные свиные щечки - я ведь их не просто съел, но еще и прочувствовал как произведение искусства (в отличие от раскрашенных свинок супер-востребованного Дельвойе), и за время ланча у меня  ни разу не возникло желания декорировать названные блюда, например, татуированной свиной шкуркой работы популярного бельгийского авангардиста. Всякий ли средневековый крестьянин мог себе такое позволить? В праздник - наверняка. Не особо вроде и дорого, судя по рассказу увлеченного историка кулинарии Якоба Снеллингса (Jakob Snellings): забил свинку, наловил улиток, ну а квашеная капуста в доме завсегда найдется.

Нога в пруду

Зато в замке Gaasbeek Брейгеля – в избытке. Не его самого, конечно, а брейгелевских аллюзий в исполнении самых разных – по школам и по мастерству – современных художников.

У замка, ставшего в наши дни великолепной, постоянно обновляющейся и всегда нетипичной выставочной площадкой, занятная и даже несколько будуарная история: в конце XIX века его унаследовала некая немеряно богатая и столь же экзальтированная итальянская графиня. В интерьеры обновляемой по ее идеям усадьбы она внесла, конечно, некоторую эклектичность, но в целом создала тут свой, гаазбекский стиль.

Хозяйке очень нравилось разыгрывать роль средневековой вельможной госпожи, которая «казнит и милует»: в одном из залов есть даже «кресло для наказания» подданных – сидя в нем, следует повелевать. Современников тетушки-графини, надо сказать, Gaasbeek, скорее, отпугивал – своей нарочитой экстравагантностью. И власти Фландрии очень долго сопротивлялись жгучему желанию владелицы завещать им этот замок. Но перед натиском графини все же не смогли устоять. И таки получили его в наследство.

Зато теперь это классная территория для самых разных, а порой и экзотических – как нынешняя, брейгелевская – экспозиций в обрамлении брейгелевских же пейзажей.

По пути в замок наши взгляды ненадолго задержала строгая геометрия обрамленного зеленью пруда. А возвращаясь, некоторые из нас и вовсе здесь «зависли», наблюдая спонтанно происходящую брейгелевскую живую картину.

Брейгель (возможно, вы обращали внимание) очень любит этот прием: взлететь этаким Икаром над землей, где копошатся вдалеке его раздираемые страстями современники, и осмотреться свысока. Наверное, если бы великий мастер жил в наши дни, он бы собирал материал для своих работ, используя съемку с дрона. Так вот, на сей раз пруд уже не был пустынным: по поляне перед ним двигались человеческие фигурки. И движение это только на первый взгляд выглядело беспорядочным, а на самом деле, было по-брейгелевски целеустремленным и сюжетообразующим.

Долго и внимательно разглядывал я пруд, пытаясь где-нибудь у кромки обнаружить живой намек на композицию, которая напомнила бы мне самую любимую мою работу Питера Брейгеля - «Падение Икара». Она, как всегда у мастера, аллегорически сюжетна. На берегу спиной к нам сидит рыбак с удочкой, чуть поодаль пастух с посохом в руках и в окружении овец задумчиво буравит взглядом небеса, на переднем плане другой крестьянин вспахивает крохотное поле, и где-то уже между берегом и подгоняемым ветром парусником из озера торчит нога. Икар упал. А никто и не заметил. Жизнь идет своим чередом.

Искусство – такая же, в принципе, штука: нога в пруду. Немногие заметят.

Возвращаясь к собранным на выставке в замке Gaasbeek работам «по мотивам» Брейгеля, скажу только, что экспозиция, конечно же, интересно структурирована. Сами же картины и инсталляции – очень разные, есть и привлекающие глаз.

Но, извините, не Брейгель. У него каждое полотно разговаривает с нами, пытаясь сообщить нечто важное. Этого  тут я не увидел. И все же, согласитесь, для современного художника вдохновляться Брейгелем – все равно правильно и прекрасно! Как минимум, раздвигает горизонты.

На прощанье мы съели в местной фруктово-продуктовой лавке по мороженому «Брейгель»: его здесь готовят сами, из местного молока. Вкус – ярко сливочный с привкусом… рисовой каши и с вкраплениями белого шоколада. Необычно.

Если бы в средневековье ели мороженое, но, может быть, оно таким и было бы. Погуглил, однако: история мороженого, оказывается, насчитывает более четырех тысяч лет! Так что все вполне возможно. Главное, не бойтесь подключать фантазию.

… Несколько лет назад я ездил по своим тревел-журналистским делам по Румынии. С туризмом там, прямо скажем, не ахти. Хотя вроде все возможности для него есть: великолепные Карпаты, замки XIX века, красивый Бухарест. И даже широко известный в мире, хоть и совершенно не раскрученный бренд – граф Дракула. Его бы, этого вампир-вампирыча, вовсю эксплуатировать в разных ипостасях: от «тематических» напитков и еды до фестивалей, шоу и замковых трипов. Продвигать уже сложившийся литературный образ, придумывать новые легенды. Но на все мои сентенции местные чиновники отвечали мне: ох, как же надоел нам этот Влад!

В Румынии не умеют работать с брендом. Во Фландрии, где Питер Брейгель, – отнюдь не единственный бренд, сделали на его основе отличную, многомерную программу Года Брейгеля.

Все эти дни в Брюсселе, а затем и в Генте (а об особом вкусе этих двух городов мы еще поговорим) я, признаюсь, спорадически, но неизменно искал в брейгелевских пейзажах лицо той самой рыжей девочки с рассеченной губой из "Зеркала" Тарковского. Да, неосознанно. Но фотокамера-то все запечатлевает - порой помимо нашей воли.

Логики и смысла в этом, конечно, не было. Девочка та – никакая не фламандская, а из русских воспоминаний моего прекрасного соотечественника. Да и вообще, это была актриса с «Мосфильма»!

Только кто меня убедит, что она не каталась на коньках в той картине Питера Брейгеля?

Константин Исааков

Фото автора